Самые обездоленные дети войны – малолетние узники
фашистских концлагерей и гетто. У них отняли не только дом, хлеб, материнскую
ласку – у них отняли Родину и свободу.
Обители смерти молчат о смерти.
Только крик
Парит и кружит под крышею блока,
Бьётся о твёрдые кулаки стен:
Жить!
Тяга к жизни – сорняк живущий –
Даёт нам силу сломить бессилие.
Из воспоминаний очевидцев:
В Саласписском лагере военнопленных тысячи людей
находились прямо под открытым небом. Когда мороз сковал землю,
люди стали прятаться в вырытых в землю ямах, тесно прижавшись друг к другу.
Многие умирали от голода… На территории концлагеря были построены стационарные
виселицы, которые находились недалеко от здания комендатуры, из которой можно
было смотреть «спектакль», что и делали не только представители «высшей расы» в
блестящих кожаных сапогах, но и дамы в шляпах и белых перчатках. Последнее
судорожное содрогание тел, раскачивание трупов на ветру – варвары наблюдали за
всем этим, словно за выступлением гимнастов в цирке.
Маленьких зачастую убивали просто палкой, чтобы зря не расходовать патроны. Часть детей, отнятых у матерей, умерли от дифтерии. «Случалось», дети умирали от ….. кислоты, которой травили блох в бараках.
Бараков цепи и песок сыпучий
Колючкой сложены кругом.
Как будто мы жуки в навозной куче:
Здесь копошимся, здесь мы и живем.
Чужое солнце всходит за холмами,
Но почему нахмурилось оно?-
Не греет, не ласкает нас лучами, -
Безжизненное бледнее пятно…
- Уже в освобожденных лагерях советские солдаты
обнаружили целые груды кукол и прочих детских игрушек, которые
должны были пойти на переработку для новых вещей. А волосы убитых людей нацисты
использовали как материал для набивания матрасов. Все должно было идти в дело,
весь человеческий материал.
- Невозможно простому человеку, не видевшему войны, представить даже маленькую толику того, что видели дети, оказавшиеся в оккупации и в лагерях смерти.
(Волейбольная сетка. Дети за решеткой.
По очереди подходят к сетке, хватают ее пальчиками)
1-й ребенок (дев.) - Мы жались к матерям. Они не всех убивали: не всю деревню. Они взяли тех, кто справа стоял, и разделили: детей – отдельно, и родителей – отдельно. Мы думали, что они родителей будут расстреливать, а нас оставят. Там была моя мама. А я не хотела жить без мамы… Я просилась и кричала. Как-то меня к ней пропустили. Она увидела и кричит: «Это не моя дочь! Это не моя…» Куда-то меня оттащили. И я видела, как сначала стреляли в детей. Стреляли и смотрели, как родители мучаются. Когда убили детей, стали убивать родителей. Я думала, что сойду с ума. Как рассказать, что я видела?
2-й ребенок (дев.) - Я видела, как гнали через нашу деревню колону военнопленных. Там, где они остановились, была обгрызена кора с деревьев. А тех, кто нагибался к земле, чтобы сорвать зеленой травы, расстреливали. Это было весной.
3-й ребенок (мал.) - Я видел, как ночью пошел под откос немецкий эшелон, а утром положили на рельсы всех тех, кто работал на железной дороге, и пустили паровоз.
4-й ребенок (мал.) - Я видел, как запрягали в брички людей с желтыми кругами на шее вместо хомутов и катались на них. Как их расстреливали с этими желтыми кругами на шее и кричали: « Юде».
5-й ребенок (мал.) - Я видел, как у матерей штыками выбивали детей из рук и бросали в огонь.
6-й ребенок (мал.) - Я видел, как плакала кошка. Она сидела на головешках сожженного дома, и только хвост у нее остался белым, а она вся была черная. Она хотела умыться и не могла, мне казалось, что шкурка на ней хрустела, как сухой лист.
Исполняется танец
Звучит песня «Саласпилс»
Захлебнулся детский крик
И растаял словно эхо,
Горе скорбной тишиной
Проплывает над Землей,
Над тобой и надо мной...
Шелестит листвой платан
Над гранитною плитою.
Он любимых пережил,
Он им верность сохранил;
Здесь когда-то лагерь был...
Саа-лас-пиилс...
Саа-лас-пиилс...
Саа-лас-пиилс...
Не несут сюда цветов,
Здесь не слышен стон набатный;
Только ветер много лет,
Заметая страшный след
Кружит фантики конфет...
Детский лагерь Саласпилс -
Кто увидел не забудет.
В мире нет страшней могил,
Здесь когда-то лагерь был -
Лагерь смерти Саласпилс...
Саа-лаас-пиилс...
Саа-лаас-пиилс...
Саа-лаас-пиилс...
На гранитную плиту
Положи свою конфету...
Он как ты ребенком был,
Как и ты он их любил,
Саласпилс его убил...
Саа-лас-пиилс...
Саа-лас-пиилс...
Саа-лас-пиилс...
Их расстреляли на рассвете,
Когда вокруг редела мгла…
Там были женщины и дети,
И эта девочка была…
Сперва велели им раздеться
И стать затем ко рву спиной.
Но прозвучал тут голос детский,
Наивный, чистый и живой:
«Чулочки тоже снять мне, дядя?»
На миг эсэсовец обмяк,
Рука сама с собой, с волненьем,
Вдруг опускает автомат.
Он словно скован взглядом синим.
И, кажется, он в землю врос:
- Глаза как у моей Неминьи-
Во мраке смутно пронеслось.
Охвачен он невольной дрожью,
Проснулась в ужасе душа.
Нет! Не убить её не может…
И дал он очередь спеша.
Упала девочка в чулочках,
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, что если б дочка
Твоя вот также здесь легла.
Вот это маленькое сердце
Пробито пулею твоей.
Ты – человек, не только немец;
Или ты зверь среди людей?
Шагал эсэсовец угрюмо,
Не поднимая волчьих глаз…
Впервые, может, эта дума
В мозгу отравленном зажглась.
И всюду взгляд её светился,
И всюду чудилось опять,
И не забудется отныне:
-Чулочки тоже, дядя, снять?
Минута молчания