Самые обездоленные дети войны – малолетние узники фашистских концлагерей и гетто. У них отняли не только дом, хлеб, материнскую ласку – у них отняли Родину и свободу.

             Обители смерти молчат о смерти.

            Только крик

             Парит и кружит под крышею блока,

             Бьётся о твёрдые кулаки стен:

 Жить!

 Тяга к жизни – сорняк живущий –

 Даёт нам силу сломить бессилие.

 

Из  воспоминаний очевидцев: 

       В Саласписском лагере военнопленных тысячи людей находились прямо под открытым небом. Когда мороз сковал  землю, люди стали прятаться в вырытых в землю ямах, тесно прижавшись друг к другу.  Многие умирали от голода… На территории концлагеря были построены стационарные виселицы, которые находились недалеко от здания комендатуры, из которой можно было смотреть «спектакль», что и делали не только представители «высшей расы» в блестящих кожаных сапогах, но и дамы в шляпах и белых перчатках. Последнее судорожное содрогание тел, раскачивание трупов на ветру – варвары наблюдали за всем этим, словно за выступлением гимнастов в цирке.

            Маленьких зачастую убивали просто палкой, чтобы зря не расходовать патроны. Часть детей, отнятых у матерей, умерли от дифтерии. «Случалось», дети умирали от …..   кислоты, которой травили блох в бараках.

 

Бараков цепи и песок сыпучий

Колючкой сложены кругом.

Как будто мы жуки в навозной куче:

Здесь копошимся, здесь мы и живем.

Чужое солнце всходит за холмами,

Но почему нахмурилось оно?-

Не  греет, не ласкает нас лучами, -

Безжизненное бледнее пятно…

 

-          Уже в освобожденных лагерях советские солдаты обнаружили целые груды кукол и прочих детских игрушек, которые должны были пойти на переработку для новых вещей.  А волосы убитых людей нацисты использовали как материал для набивания матрасов. Все должно было идти в дело, весь человеческий материал.

-          Невозможно простому человеку, не видевшему войны, представить даже маленькую толику того, что видели дети, оказавшиеся в оккупации и в лагерях смерти.

 

(Волейбольная сетка. Дети за решеткой.

По очереди подходят к сетке, хватают ее пальчиками)

 

1-й ребенок (дев.)     - Мы жались к матерям. Они не всех  убивали: не всю деревню. Они взяли тех, кто справа стоял, и разделили: детей – отдельно, и родителей – отдельно. Мы думали, что они родителей будут расстреливать, а нас оставят. Там была моя мама. А я не хотела жить без мамы… Я просилась и кричала. Как-то меня к ней пропустили. Она увидела и кричит: «Это не моя дочь! Это не моя…» Куда-то меня оттащили. И я видела, как сначала стреляли в детей. Стреляли и смотрели, как родители мучаются. Когда убили детей, стали убивать родителей. Я думала, что сойду с ума. Как рассказать, что я видела?

 

2-й ребенок (дев.)    - Я видела, как гнали через нашу деревню колону военнопленных. Там, где они остановились, была обгрызена кора с деревьев. А тех, кто нагибался к земле, чтобы сорвать зеленой травы, расстреливали. Это было весной.

 

3-й ребенок (мал.)    - Я видел, как ночью пошел под откос немецкий эшелон, а утром положили на рельсы всех тех, кто работал на железной дороге, и пустили паровоз.

 

4-й ребенок (мал.)     - Я видел, как запрягали в брички людей с желтыми кругами на шее вместо хомутов и катались на них. Как их расстреливали с этими желтыми кругами на шее и кричали: « Юде».

 

5-й ребенок (мал.)      - Я видел, как у матерей штыками выбивали детей из рук и бросали в огонь.

 

6-й ребенок (мал.)      - Я видел, как плакала кошка. Она сидела на головешках сожженного дома, и только хвост у нее остался белым, а она вся была черная. Она хотела умыться и не могла, мне казалось, что шкурка на ней хрустела, как сухой лист.

 

Исполняется танец

 

Звучит песня «Саласпилс»

 

Захлебнулся  детский крик 

И растаял словно эхо,

Горе скорбной тишиной

Проплывает над Землей,

Над тобой и надо мной...

Шелестит листвой платан

Над гранитною плитою.

Он любимых пережил,

Он им верность сохранил;

Здесь когда-то лагерь был...

Саа-лас-пиилс...

Саа-лас-пиилс...

Саа-лас-пиилс...

Не несут сюда цветов,

Здесь не слышен стон набатный;

Только ветер много лет,

Заметая страшный след

Кружит фантики конфет...

Детский лагерь Саласпилс -

Кто увидел не забудет.

В мире нет страшней могил,

Здесь когда-то лагерь был -

Лагерь смерти Саласпилс...

Саа-лаас-пиилс...

Саа-лаас-пиилс...

Саа-лаас-пиилс...

На гранитную плиту

Положи свою конфету...

Он как ты ребенком был,

Как и ты он их любил,

Саласпилс его убил...

Саа-лас-пиилс...

Саа-лас-пиилс...

Саа-лас-пиилс...

 

 

 

Их расстреляли на рассвете,

Когда вокруг редела мгла…

Там были  женщины и дети,

И эта девочка была…

Сперва велели им раздеться

И стать затем ко рву спиной.

Но прозвучал тут голос детский,

Наивный, чистый и живой:

«Чулочки тоже снять мне, дядя?»

На миг эсэсовец обмяк,

Рука сама с собой, с волненьем,

Вдруг опускает автомат.

Он словно скован взглядом синим.

И, кажется, он в землю врос:

- Глаза как у моей Неминьи-

Во мраке смутно пронеслось.

Охвачен он невольной дрожью,

Проснулась в ужасе душа.

Нет! Не убить её не может…

И дал он очередь спеша.

Упала девочка в чулочках,

Снять не успела, не смогла.

Солдат, солдат, что если б дочка

Твоя вот также здесь легла.

Вот это маленькое сердце

Пробито пулею твоей.

Ты – человек, не только немец;

Или ты зверь среди людей?

Шагал эсэсовец угрюмо,

Не поднимая волчьих глаз…

Впервые, может, эта дума

В мозгу отравленном зажглась.

И всюду взгляд её светился,

И всюду чудилось опять,

И не забудется отныне:

-Чулочки тоже, дядя, снять?

 

 

 

               

                Минута молчания

 

 

   

Hosted by uCoz