А.А.БЛОК

На главную

<Вступление> <Детство(1880-1896)> <ANTE LUCEM(1897-1900)> <"Стихи о прекрасной даме"(1901-1902)> <"Распутья"(1903-1906)> <За окном нам ветер подал знак.> <"Снежная маска". "Фаина". "Песня Судьбы".(1907-1908)> <"Страшный мир" (1908-1914)> <"Ямбы" (1907-1914). "Родина" (1907-1916)> <"Роза и крест"(1913). "Кармен"(1914). "Соловьиный сад"(1915)> <"Возмездие"(1910-1921)> <Первая мировая война. Февральская революция(1914-1917)> <Великая Октябрьская революция. "Двенадцать".> <Последние годы. Смерть.>  <Заключение. >

А.А.БЛОК

Фотоальбом

 

ВЕЛИКАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ.

«ДВЕНАДЦАТЬ»

Наступил Октябрь. Пришла та буря, которую ждал и пророчил поэт. Он ходил по революционному Петрограду «молодой, веселый, бодрый, с сияющими глазами». Он понимал грандиозность времени: «Мы, русские, переживаем эпоху, имеющую не много равных себе по величию». Блок принял революцию без­оговорочно, восторженно, сразу же поверил в ее могущество, в ее созидательную силу. На анкету: «Может ли интеллигенция работать с большевиками?» — он отвечал категорически: «Может и обязана... Декреты большевиков — это символы интеллигенции». Когда в начале ноября Советское правительство предложило мастерам русской культуры сотрудничество, на этот призыв откликнулись очень немногие. В Смольный по при­глашению ВЦИК пришло Лишь несколько человек. Александр Блок был среди них. Он с презрением писал о тех, кто испугал­ся революции, о тех «витиях», интеллигентных обывателях, которые позволяли себе издевательства над народом, впервые захватившим власть в свои руки: «Русской интеллигенции — точно медведь на ухо наступил: мелкие страхи, мелкие словечки. Не стыдно ли издеваться над безграмотностью каких-

нибудь объявлений или писем, которые писаны доброй, но неуклюжей рукой?.. Не стыдно ли прекрасное слово «товарищ» произносить в кавычках?» Так писал Блок в статье «Интеллигенция и Революция». И в дневнике: «Происходит совершенно необыкновенная вещь... «интеллигенты», люди, проповедовавшие революцию, «пророки революции», оказались ее предателями. Трусы, натравливатели, прихлебатели буржуазной сволочи».

Над статьей «Интеллигенция и Революция» Блок начал работать с 30 декабря 1917 года. 9 января 1918 года он закончил ее.

В этой статье — художественное, философское, нравственное кредо Блока — максималиста, романтика, человека огром­ной духовной высоты: «Жить стоит только так, чтобы предъявлять безмерные требования к жизни: все или ничего; ждать нежданного; верить не в «то, чего нет на свете», а в то, что должно быть на свете; пусть сейчас этого нет и долго не будет. Но жизнь отдаст нам это, ибо она — прекрасна»

В статье была выражена его давняя мечта о полной переделке мира, об очищающем могуществе революционной стихии. «Дело художника, обязанность художника — видеть то, что задумано, слушать ту музыку, которой гремит «разорванный ветром воздух». Что же задумано? Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью...». «Мир и братство народов» — вот знак, под которым проходит русская революция. Вот о чем ревет ее поток. Вот музыка, которую имеющий уши должен слышать».

А 8 января 1918 года пошли стихи. Блок начал писать «Двенадцать». Написал он поэму, в сущности! за два дня; потом, до 28 января, лишь отделывал, дорабатывал Когда ему говорили, что, по-видимому, «Двенадцать» «рождено в муках», он отвечал: «Нет, наоборот, это сделано в порыве, вдохновенно, гармонически цельно». Вскоре после окончания поэмы он написал Белому: «Было... такое напряжение, что я начинал слышать сильный шум внутри и кругом себя и ощущать частую физическую дрожь». И о том же — в позднейшей «Записке о «Двенадцати»: «...Во время и после окончания «Двенадцати» я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг—шум слитный (вероятно, шум от крушения старого мира)».

Вой, свист страшной, небывалой вьюги — этот звуковой вихрь начинает поэму, сразу создает ее главный тон.

Черный вечер.

Белый снег.

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек.

Ветер, ветер —

На всем божьем свете!

 

Как всегда у Блока, отправная точка его поэтического об­раза— в самой повседневной реальности: январь 1918 года, когда писалась поэма, был метельным, снежным. Блок ходил по ночным петербургским улицам, высокий, прямой, в солдат­ской шинели, сурово и упорно вглядывался в даль, в снег, крутящийся в желтом дрожащем свете фонарей. И воющая вьюга, бушующая в переулках, в творческом сознании поэта претворялась в грозную стихию истории, революционной народной бури, рвущейся на простор, преображающей жизнь, беспощадно сметающей старый, одряхлевший мир.

Мир этот жалок. Ни тени печали о прошлом, об ушедшем нет у Блока. Барыня в каракуле, велеречивый писатель— вития, пузатый поп — весь этот гротескный, балаганный калейдоскоп промелькнул в первой главке, чтобы потом уйти из поэмы. Они сметены бурей истории, они не стоят пристального внимания, они не интересны поэту. И лишь жалкий бездомный пес — символ старого мира — еще появляется на страницах поэмы, трусливо и злобно плетется за красногвардейцами.

Уносятся в метели унылые тени прошлого. Вступает главная мелодия поэмы, тревожная, напряженная, маршевая.

 

Гуляет ветер, порхает снег.

Идут двенадцать человек.

Винтовок черные ремни.

Кругом — огни, огни, огни...

 

Так появляются герои поэмы — двенадцать красногвардейцев, идущих сражаться за свободу. Блок отнюдь не идеализирует их, не изображает идейными, несгибаемыми борцами за революционное дело; это просто рабочие парни с петроградских окраин, лихие, темные — городская голытьба, вольница.

 

...И идут без имени святого

Все двенадцать — вдаль.

Ко всему готовы,

Ничего не жаль...

 

Свобода, свобода,

Эх, эх, без креста!

 

В этом безудержном движении вперед, в анархическом стремлении к воле, к мести за поруганные, исковерканные свои жизни они готовы на все — на кровь, на преступление. Такое преступление и составляет сюжетную основу поэмы: в помрачении ревности и злобы один из двенадцати — Петруха убивает свою неверную возлюбленную — Катьку.

 

В зубах — цыгарка, примят картуз.

На спину б надо бубновый туз! —

 

так пишет о своих героях Блок в начале поэмы. Но, строка за строкой, эта разбойная вольница преображается. И уже совсем другие слова появляются у Блока: величественные, возвышен­ные:

 

...Вдаль идут державным шагом...

 

«Сам державный народ, державным шагом идущий вперед к цели» — так .определял главную силу революции Блок неза­долго до создания «Двенадцати».

Возникает чеканный, грозный рефрен поэмы:

 

Революцьонный держите шаг!

Неугомонный не дремлет враг!

 

Городская голытьба преображается в революционный народ, идущий на беспощадный бой, на гибель во имя нового мира.

Из злобы, из обиды, из темной мести, из всего тягостного, жестокого, личного, что накопилось в забитых, мрачных душах этих людей, вырастает для Блока их историческая и социальная правота. «Черная злоба» становится «святой злобой». «Блок чутко и верно понял, что ревущий поток революции сло­жился из множества «капель» — неисчислимо разнообразных побуждений, обид, проклятий, мстительных упований и высоких надежд» (А. М. Турков). Блок умел видеть зорко и далеко. И в то время, как интеллигентские «витии» возмущались революционными жестокостями, он писал сурово и беспощадно; «Почему дырявят древний собор? — Потому, что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой. Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? — Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа. Почему валят столетние парки? — Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему — мошной, а дураку — образованностью» («Интеллигенция и Революция»).

Для Блока, наследника гуманизма русской литературы XIX века, «бедный убийца» Петька — страдающий, любящий человек, а не дикий зверь, разбойник. С возмущением поэт пишет: «...Лучшие люди говорят: «Мы разочаровались в своем народе»; лучшие люди ехидничают, надмеваются, злобствуют, не видят вокруг ничего, кроме хамства и зверства (а человек — тут, рядом)...»

Но — и это еще более важно — и Петруха и красногвардейцы для Блока — первого поэта советской эпохи — не просто страдающие «бедные» люди, но мятежные борцы, революцион­ные герои, бесстрашно и жертвенно идущие на битву за новую Жизнь.

 

Вперед, вперед, вперед,

Рабочий народ!

 

И вот, как воплощение правоты, святости их дела, их «державного» пути, их обид и страданий, во главе двенадцати среди снежных вихрей появляется великий призрак.

...Впереди — с кровавым флагом,

И за вьюгой невидим,

И от пули невредим,


 

Нежной поступью надвьюжной,

 Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз —

Впереди — Исус Христос.

 

Образ Христа вовсе не обозначал, как считали некоторые критики, религиозного оправдания Блоком революции. Христос поэмы — огромный мировой этический символ, означающий высшую справедливость, воплощающий нравственный идеал человечества. И этот символ освещает для Блока дело революции. В воспоминаниях Чуковского о Блоке есть одно интересное свидетельство: «Как-то в начале января 1918 года он был у знакомых и в шумном споре защищал революцию октябрьских дней. Его друзья никогда не видели его таким возбужденным. Прежде спорил он спокойно, истово, а здесь жестикулировал и даже кричал. В споре он сказал между прочим;

— А я у каждого красногвардейца вижу ангельские крылья за плечами».

Огромно, остро современно, ново было содержание этой великой революционной поэмы, первого произведения советской поэзии. Непривычен и нов был весь ее словесный и. интонационный строй. Почитатели изысканного Блока, певца Прекрасной Дамы и Соловьиного сада, изумлялись и возмущались: в вихревом ритме поэмы проносились обрывки забубённых солдатских частушек и мещанских романсов, призывы уличных плакатов, грубая речь улицы, мелькали крепкие, соленые словечки и уже вошедшие в язык массы злободневные неологизмы. Но вен эта пестрая и, казалось бы, нестройная стилистическая разноголо­сица каким-то чудом — чудом гениальности и вдохновения претворялась в единый мелодический сплав, в гармоническое целое, звучащее на одном дыхании — напряженном, тревожном, романтическом.

Блок понимал значение «Двенадцати»; недаром в день окончания поэмы он назвал себя в дневнике гением. Он мечтал о том, что поэму «прочтут когда-нибудь и не наши времена», верил в непреходящее революционное величие своего замысла. Именно поэтому он отрицал узкую партийность, злободневность (а вернее, газетную однодневность) поэмы. Он говорил одному из советских комиссаров: «Вас интересует политика, интересы партий; я, мы, поэты, ищем душу революции. Она прекрасна». И в то же время Блок утверждал: «Было бы неправдой... отрицать всякое отношение «Двенадцати» к политике». А в мартовском дневнике 1919 года он записал: «Нет, мы не можем быть «вне политики», потому что мы предадим этим музыку, которую можно услышать только тогда, когда мы перестанем прятаться от чего бы то ни было». И не поверхностной злободневностью, а истинной современностью пронизана эта великая поэма. «Двенадцать»... это лучшее, что я написал. Потому что тогда я жил современностью»,—- говорил он позднее.

19 февраля 1918 года Блок записывает: «Не много ли я взял на себя?.. Жутко». А немного раньше, 22 января: «Господа, вы никогда не знали России и никогда ее не любили! Правда глаза колет».

Блока оскорбляли. Его травили в печати. Близкие друзья отвернулись от него. Распространялся подлый слух, что он «продался большевикам». Он стоял один среди бывших своих соратников, литераторов, утонченных, высокоумных и высокообразованных людей — один, суровый, дерзкий, не склоняющийся. «Двенадцать» были не только произведением гения; они стали подвигом духовного бесстрашия.

В «левом» лагере поэму тоже далеко не все понимали и принимали: ее ругали за анархизм, за образ Христа и т. п. Но — и это для Блока было важнее всего—поэма вышла в народ. Ее читали и слушали революционные матросы. Ее стихи стали лозунгами, плакатами, частушками:

 

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем,

Мировой пожар в крови —

Господи, благослови!

 

В «Правде» от 18 февраля 1918 года писалось, что Блок сумел «в художественных образах выявить душу народа, или, что то же, душу революции». «Двенадцать» были названы «величайшим достижением» русской поэзии.

Через два дня после «Двенадцати» Блок написал стихотворение «Скифы». Эта вдохновенная гражданская ода — страст­ный призыв ко всемирному братству, к единению.

 

Придите к нам! От ужасов войны

Придите в мирные объятья!

Пока не поздно - старый меч в ножны.

Товарищи! Мы станем — братья!

 

В январские дни 1918 года Блок записал в дневнике: «Ненавидеть интернационализм — не знать и не чуять силы национальной». И в том же году свою стихотворную отповедь Зинаиде Гиппиус он заканчивает знаменательными строками:

 

Высоко — над нами — над волнами.—

Как заря над черными скалами —

Веет знамя — Интернацьонал!

 

Эта идея объединения новой, молодой России с народами древней Европы звучит в гражданской патетике «Скифов». Мысль о всемирной отзывчивости русского народа, о его способности понять, почувствать чуждую, иноплеменную культуру как свою, как общечеловеческую — эта мысль, встречающаяся у многих русских писателей XIX века, пронизывает блоковскую революционную оду:

Мы любим все — и жар холодных числ,

И дар божественных видений.

Нам внятно все — и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений...

 

Мы помним все — парижских улиц ад.

И венецьянские прохлады,

Лимонных рощ далекий аромат,

И Кельна дымные громады...

 

И в то же время «Скифы»-— это грозное предостережение старому миру, барственной и сытой Европе от юной Республики Советов:

 

В последний раз — опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира.

В последний раз на светлый братский пир

Сзывает варварская лира!

 

«Скифы», написанные в дни, когда европейские империалисты ополчились на Советскую Россию, стали еще одним - завершающим - стихотворением цикла о Родине, венцом блоковской патриотической лирики, Но это был уже новый — советский — патриотизм. В «Скифах» звучала гордость гражданина нового мира.

«Двенадцать», «Скифы», «Интеллигенция и Революция» - памятники первых лет Советской власти, величественное начало советской литературы. Это поистине символично: величайший поэт России стал первым поэтом революции, новой эры.

Все три произведения были напечатаны в газете «Знамя труда». «Двенадцать» впервые появились в свет в номере от 3 марта. Затем поэма выходила несколько раз отдельными изданиями. Особенно замечательна книжка, вышедшая 27 ноября 1918 года в издательстве «Алконост» с талантливыми ил­люстрациями художника Ю. П. Анненкова, высоко пенимыми самим Блоком.

1 марта 1918 года Блок записал в дневнике: «Главное - не терять крыльев... Страшно хочу мирного труда; но — окрыленного, не проклятого... Да, у меня есть сокровища, которыми я могу «поделиться» с народом».

С сокровищами своих знаний, культуры, таланта Блок идет к народу, к революционному государству. Работает он страшно много, необыкновенно добросовестно.- Обязанностей у него несметное количество. «Блок - член коллегии учрежденного М. Горьким издательства «Всемирная литература», председатель дирекции Большого драматического театра, член редакционной коллегии при Петроградском отделе театров и зрелищ, член коллегии Литературного отдела Наркомпроса, член совета Дома искусств, председатель Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов, член правления Петроградского отделения Всероссийского союза писателей...» (А. М. Турков). Заседания, речи, протоколы, рецензии, хлопоты за товарищей и снова заседания, заседания... Бекетова пишет: «Все время чув­ствовалось, что у него много сложного дела, надо обо всем помнить, ко всему приготовиться. Так как у него все было в

величайшем порядке и он никогда не откладывал исполнение того дела, которое было на очереди, то он все делал спокойно и отчетливо, не суетясь...» И о том же— Павлович: «Председатель наш (Петроградского союза поэтов) был необыкновенно добросовестен... Он не пропускал ни одного заседания... ему приходилось входить в разные мелочи и заботиться о дровах для Союза, и хотя бы единовременных пайках в помощь нуждающимся членам и посещать собрания».

Он редактировал Гейне, читал горы пьес, иногда невероятно беспомощных, писал на них обстоятельные отзывы, рассказывал актерам о Шекспире, Шиллере, романтизме. Восторженную готовность служить народу, строгую, неподкупную искренность, убежденность в правоте избранного пути, бесстрашие, благородство — весь возвышенный строй его души чувствовали люди, связанные с ним в это время. «Александр Александрович — это наша совесть!» — говорили актеры Большого драматического театра, где он служил. Нежно относился к нему Горький, с которым Блок часто встречался в эти годы. По словам писателя Е. И. Замятина, «Горький тогда был влюблен в Блока... «Вот — это человек! Да! Покорнейше прошу!» Блока слушал Горь­кий на заседаниях «Всемирной литературы» так, как никого».

 

А.А.БЛОК

На главную

<Вступление> <Детство(1880-1896)> <ANTE LUCEM(1897-1900)> <"Стихи о прекрасной даме"(1901-1902)> <"Распутья"(1903-1906)> <За окном нам ветер подал знак.> <"Снежная маска". "Фаина". "Песня Судьбы".(1907-1908)> <"Страшный мир" (1908-1914)> <"Ямбы" (1907-1914). "Родина" (1907-1916)> <"Роза и крест"(1913). "Кармен"(1914). "Соловьиный сад"(1915)> <"Возмездие"(1910-1921)> <Первая мировая война. Февральская революция(1914-1917)> <Великая Октябрьская революция. "Двенадцать".> <Последние годы. Смерть.>  <Заключение. >

А.А.БЛОК

Фотоальбом

Hosted by uCoz